ты вернешься и поговоришь с ней; а если тебе суждено потерять ее на веки веков, ты пойдешь избранным путем, и да пребудет с нею Его милость и с тобой тоже. Папа, я повторила все точь-в-точь.

Мне нечего было ответить. Наконец я спросил:

– Почему она это сказала? И как случилось, что послала тебя за мной?

– Папа, я спала и проснулась оттого, что она плачет. Наверное, ты только что ушел, и она звала тебя. А потом она молилась, и слезы текли по ее щекам, и она все повторяла: «О, если бы я могла ходить! Если бы хоть на час я вновь смогла бегать!» И я сказала: «Мама, я все это могу. Куда нужно пойти?» Она схватила меня за руку, прося Бога благословить меня, и сказала, чтобы я не боялась, потому что Он поведет меня, и сказала, что тебе передать, и, папочка, ты ведь вернешься и встретишься с мамой в раю и вы навсегда будете вместе?

Она прижалась к моим коленям и еще раз повторила просьбу матери. Я взял ее на руки и направился к дому.

– Тот человек все еще спит на полу в кухне? – спросил я.

– Да, – ответила Грейс.

Ну что ж, пожалуй, мне все-таки удастся отомстить.

Вернувшись домой, я прошел мимо него; он спал как убитый.

Дочь провела меня в нашу комнату к Нелли. Вопреки обыкновению она сидела в кровати, а я-то думал, она не в состоянии сама сесть. Лицо ее было одухотворенным, а ладони сложены, как во время молитвы; увидев меня, она с нежной благодарственной улыбкой откинулась на подушки. Поначалу она не могла произнести ни слова, но, когда я подошел к ней, взяла мою руку и поцеловала ее, потом подозвала Грейс и велела ей снять промокшее платье; дочка переоделась в простенькую ночную сорочку и скользнула в постель рядом с матерью; и все это время Нелли так и не объяснила, зачем позвала меня, словно довольствуясь тем, что держит меня за руку и что я рядом. Я понял, что она знает о моих намерениях, и все же не решался задать ей вопрос. Наконец она подняла на меня глаза и произнесла:

– Супруг мой, сегодня ночью Бог уберег нас с тобой от большого несчастья.

Я не сумел ее понять, и радость в ее глазах сменилась разочарованием.

– Ведь этот несчастный путник в кухне – Ричард Джексон? – спросила она.

Я не ответил. Она побледнела и как будто спала с лица.

– О, пошли мне сил перенести это! Умоляю, скажи, что ты задумал. Джон, дорогой, я не стану тебе перечить, только скажи.

– К чему? Тебе ведь и так все известно.

– Мне известно лишь то, что я всю жизнь помню этот голос; а еще мне известны твои страшные молитвы и то, как я, несчастная калека, ночи напролет лежала без сна, молясь, чтобы они не были услышаны. Я положилась на волю Божью. Ты не причинишь вреда этому человеку. Не знаю, что ты задумал, но уверена, ты этого не сделаешь. Свет меркнет в моих глазах, и что-то подсказывает мне, что ты простишь даже Ричарда Джексона. Дорогой мой супруг, любимый Джон, вокруг так темно, что я не вижу тебя, скажи же мне еще хоть слово.

Я подвинул свечу поближе и, увидев ее лицо, понял, какая тьма застилает свет этим любящим глазам, – и меня охватили неверие и скорбь при мысли, что она умирает. Наша малышка, лежавшая подле матери, взглянула сначала на мое лицо, потом на нее и громко вскрикнула от пронзившего ее сердце горестного чувства утраты.

Нелли в последний раз открыла глаза и увидела изможденного невзгодами человека – причину всех ее несчастий. Крик девочки пробудил его, и теперь он стоял на пороге, заглядывая в комнату. Он узнал Нелли и понял, куда привела его буря в поисках укрытия. Приблизившись к Нелли, он заговорил:

– Это ты! Мысли о тебе не оставляли меня в моих одиноких скитаниях: ты являлась мне во сне, твой дух преследовал меня всю жизнь и был страшнее, чем люди, которые гнались за мной по пятам. И вот ты умираешь – и все из-за того камня, будь он проклят!

С этими словами он в отчаянии рухнул на колени у ее постели, а над ним и над всеми нами сияло ее небесное лицо, озаренное радостью в предчувствии грядущей встречи. Она вновь заговорила:

– То была минута исступления, и я никогда не держала на тебя зла за нее. Я прощаю тебя и уверена, что Джон тоже.

Мог ли я в ту минуту думать о своих планах? Они растаяли, словно дым. Борясь с душившими меня слезами, я постарался произнести ясно и отчетливо, чтобы мои слова дошли до ее слабеющего слуха и порадовали едва бившееся сердце:

– Я прощаю тебя, Ричард, и по-дружески помогу тебе в твоей беде.

Она уже ничего не видела, но тень смерти, покрывшая ее лицо, вдруг сменилась ровным тихим светом, спутником упокоившейся души.

В ту ночь ради ее памяти я выслушал его рассказ и убедился, что лучше пострадать от грехов ближнего, чем грешить самому. В бурную ночь враг мой пришел в мой дом; спокойным ранним утром я с благословением проводил его в путь, пожелав легкой дороги. Сердце мое освободилось от греховного, все сжигающего гнева, и на смену ему явилась светлая скорбь. Теперь я стар, и дочь моя замужем. Я все еще проповедую в наших местах и на свой безыскусный лад простыми словами рассказываю людям о том, как жил и умер Христос, и о том, как верила в Его любовь Нелли.

Рассказ старой няньки

Да будет вам, дорогие мои, известно, что ваша матушка была сиротой, и не было у нее ни братьев, ни сестер; и, думаю, вы слыхали, что ваш дедушка был священником в Уэстморленде, откуда я родом. Я училась в деревенской школе, когда однажды заявилась ваша бабушка – узнать у нашей госпожи, нет ли у нее какой ученицы, чтобы можно было взять в няньки; и гордилась же я, скажу я вам, когда меня позвала госпожа и стала говорить, какая я девица – и добрая, и послушная, и шить-то умею, и родители мои уважаемые люди, пусть даже и бедные. Я подумала, что ничего не желаю сильнее, чем служить этой милой молодой леди, которая густо покраснела, ну прямо как я, когда сказала, что ждет ребенка и что мне надо будет за ним ухаживать.